Вошел Заремба, как всегда - руки в карманах.
- Предлагаю путешествие в ближайший водоем - искупаться.
До Мальгина не сразу дошел смысл сказанного.
- Тебе что, делать нечего?
Заремба опешил; Мальгина всегда забавляло, как Иван, который был на девять лет моложе его, вел себя со всеми запанибрата, покровительственно, и всегда совершенно искренне поражался, когда его ставили на место. Но характер у молодого нейрохирурга был незлобивый, покладистый, общительный, просто он так был воспитан, без критического отношения к себе, сам обижался часто и быстро, но так же быстро остывал.
- Будешь ждать, пока Готард подготовит анализ?
- А ты предлагаешь докладывать на консилиуме ему?
- Нет, но времени-то еще воз и маленькая тележка.
Мальгин потерял интерес к разговору и снова уткнулся в стол, по черной панели которого ползли последние сводки медицинских новостей из всех районов земного шара, отобранные для него киб-секретарем. За день лицо заведующего отделением осунулось и заострилось.
Заремба потоптался у стола, повздыхал.
- Ты меня включишь в бригаду лечащих?
Мальгин с трудом вернулся из глубин памяти.
- Я хотел бы попасть в ПР-группу.
Клим наконец выключил информпрограмму, вскинул на нейрохирурга затуманенные глаза.
- Надеюсь, у тебя есть основания?
- Ну, я думаю... считаю, что я... хороший специалист, врач...
Мальгин вздохнул.
- Ты же знаешь, что этого недостаточно, Иван. Ответственность за лечение таких пациентов, как Шаламов, требует полной отдачи, колоссального опыта и знаний.
- Что я, по-твоему, не лечил никого? - насупился Заремба. - А кто оперировал Кадовски? Кто поставил правильный диагноз Ламбергу?
- Ты. - Мальгин снова вздохнул. - Но ты пока умудряешься брать на себя больше, чем можешь унести. К тому же Таланов уже назначил бригаду операционников.
- И кто в нее вошел?
- Готард, я и... как его, врач-спасатель Джума Хан. Трое.
- Мне этот индеец не показался опытным. - Заремба покривил губы. - К тому же трое в группе - мало. Могу заменить индейца.
- Он афганец.
- Какая разница? Значит, не берешь?
Мальгин тронул сенсор вызова, отрицательно качнул головой.
- Ты даже не представляешь, какой это трудный случай. Не знаю, как Готард и Джума, но я... я просто боюсь давать прогнозы.
"Знал бы ты, что я испытываю, - с тоской подумал он. - Умирает человек, который был моим другом, не подозревая, что мы давно враги!
Умирает исключительно коммуникабельный человек, которого все любили и всегда ждали. Умирает тот, кто, не дрогнув, пожертвовал собой, спасая маатанина, совершенно чужое разумное существо, не способное на ответное благородство. И наконец, умирает тот, к кому ушла жена, превыше всего в жизни ставящая честность отношений, какой бы ни была цена... Что будет, если Даниил умрет? Вернется ли она? И что будет, если он все-таки выживет?.."
Над "глазом" виома развернулся объем изображения с головой Стобецкого.
- Давайте поработаем вместе, - сказал Мальгин. - Мне некуда деться.
- Успеешь поработать, - недовольно проговорил Готард. - Через пару часов я дам предварительный вывод.
- И все же я подключусь в параллель. Извините, Готард, но у меня есть свои резоны.. Этот человек... мой злейший друг.
Стобецкий пожевал губами, хмурясь, нехотя кивнул. Потом не удержался от ехидной тирады:
- Боишься, что на стадии прогноза не учту какую-нибудь мелочь?
Стобецкий еще не ошибался в анализе.
- Я знаю. - Мальгин остался бесстрастным. - Но решать судьбу этого парня буду, наверное, я.
Виом погас, Стобецкий выключил интерком.
- Индюк, - сказал Заремба простодушно. - Клим, вспомни обо мне, я не подведу. Желаю удачи.
Мальгин остался один. Минут десять он сидел в том же положении, боролся с воспоминаниями и, победив, дал задание киб-секретарю связаться со спасательной службой и собрать все материалы о работе Шаламова. После этого спустился в клинику Стобецкого, где автоматы реанимакамеры, насколько это возможно, поддерживали оптимальную среду для одного пациента, Даниила Шаламова, мастера-спасателя тридцати двух лет от роду, верного своим принципам всегда и везде, даже в ситуации, когда выбор один - жизнь своя за жизнь чужую...
Стобецкий не сказал ни слова, когда Мальгин сел рядом и вывел на второй эмкан параллельный выход диагностера. До глубокой ночи они работали в полной тишине, связанные оперативным полем компьютера, а когда закончили формирование отчета, долго сидели за светящимся "кактусом" вириала и смотрели на неподвижное тело Шаламова, погруженные каждый в свои мысли и чувства. Их рабочие отношения можно было бы выразить двумя словами: унисон диссонансов. Но это, в общем-то, парадоксальное словосочетание точно определяло способности каждого видеть границы принципиальной оценки событий. Стобецкий ушел раньше, буркнув "спокойной ночи". Мальгин вернулся в кабинет, еще раз перечитал собственные выводы, зафиксированные памятью машины - в институте ее все называли Гиппократом <Инк (интеллект-компьютер) института.>, - и в третьем часу ночи покинул институт. Думал он, к собственному отвращению, только об одном: у Купавы будет ребенок...
На консилиуме присутствовали едва ли не все крупнейшие специалисты с приставкой "нейро" в области изучения и лечения человеческого мозга и нервной системы: нейропсихологи и физиологи, хирурги и химики, кибернетики и лингвисты, психологи и генетики, в том числе и доктор неврологии Каминский, возглавлявший Европейский центр индивидуальной психотерапии.
Данные анализа состояния Шаламова произвели на каждого из них разное впечатление, но в одном их мнения совпали: случай был уникальным. Мозг пациента переродился почти на пятьдесят процентов и продолжал изменяться, хотя процесс этот и замедлился после медикаментозного вмешательства врачей спасательной службы. Начали играть особую роль интрамуральные нейроны, замурованные в стенках сосудов, их объем увеличился, а структура изменилась, теперь они объединились в автономную сеть, образовав специфический нейропиль - "скелет" новой нервной системы, почти не зависящей от головного и спинного мозга.
За сутки, истекшие с момента доставки Шаламова в институт, он дважды приходил в себя, звал Джуму Хана или Мальгина, просил ничего не сообщать Купаве, настойчиво требовал не пичкать его нейролептиками и обойтись без хирургического вмешательства в его организм. Каждый раз после этих кратких сеансов полного сознания у него останавливалось сердце и наступала клиническая смерть, но ухищрениями медиков, вооруженных тысячелетними знаниями методов и накопленным опытом медицины, опирающихся на умные машины и точнейшую аппаратуру, Шаламов снова возвращался к жизни, вернее, полужизни, большую часть времени проводя в глубоком беспамятстве. Он был явно неоперабелен, о чем прямо заявил Стобецкий, но Мальгин, как, впрочем, и сам Готард, и Таланов, и многие другие, не видели иного выхода: Шаламова надо было срочно оперировать, он мог умереть в любую минуту.
- Ну, хорошо, операция необходима, - согласился Каминский, чем-то напоминавший Мальгину дремлющего седого льва. - Но ведь сам пациент от нее отказывается. Не нарушаем ли мы норм врачебной этики? К тому же поле хирургического вмешательства настолько велико, что едва ли с операцией справится один человек. Вот вы, например, справитесь? - Каминский посмотрел на Стобецкого.
Готард нахмурился, пожевал губы и вдруг, к удивлению Мальгина - тот ожидал другого, отрицательно качнул головой.
- Я, наверное, нет, а вот он справится. - Кивок на Мальгина. - Клим - лучший нейрохирург Системы, нейреконструктор высшей квалификации...
- Оставьте славословие, Готард, - негромко перебил коллегу Мальгин. - Бронислав прав, оперировать придется сразу два десятка пораженных участков, но не это главное. Операция ничего не даст, если мы не сможем стереть чужую информацию в мозгу больного. Именно она формирует те структурные и нейрохимические изменения мозга и тела Шаламова на уровне неосознанной психики, подсознания, которые превращают его в... - Мальгин запнулся, - в нечеловека. Но вы не учитываете фактор времени. У нас его нет. Дальше будет еще хуже, процесс перерождения продолжается, и скоро мы упремся в тупик, из которого всего два выхода: смерть пациента или полная фрустрация личности, что для него в принципе одно и то же.
- Вы берете на себя ответственность за исход операции? Придется сделать не одну, а целую сотню тончайших операций одновременно.
Мальгин поднял на Каминского твердый взгляд, мельком отметив жест Зарембы, означавший: "Не дрейфь".
- Да, - сказал он и вспомнил шепот Купавы: "Тебя все называют человеком-да. Ты всегда так уверен в себе? В своей судьбе? В правильности выбора цели?" - "Да", - ответил он в тот день...
- Но, повторяю, до нейрооперации необходима операция по очистке мозга больного от "шлаков" чужеродной информации. Это самое трудное и опасное в данном случае. Подобную операцию проводили всего один раз за всю историю медицины: около тридцати лет назад мой предшественник Наумов оперировал двух космонавтов, попавших под информационно-лучевой удар над Юпитером.
- Ему было труднее, - проворчал Стобецкий. - В те времена еще не было машин типа Умник или Гиппократ.
Мальгин промолчал.
- Но насколько я понял, вы не знаете всех запасов криптогнозы <Криптогноза - информация, осевшая в глубинах неосознаной психики.>, - сказал Каминский. - К тому же она может быть перемешана с жизненно важной наследственной и приобретенной информацией. Как вы отделите "зерна от плевел"?
В демонстрационном зале, где проходил консилиум, повисла тишина.
- Есть только один способ, - нарушил ее Мальгин, посмотрев на задумавшегося Таланова. - Прямой пси-контакт. Необходимо замкнуть мозг больного на мозг врача.
- Но это же колоссальный риск!
- Да, риск, - согласился Таланов, - прежде всего риск шокового исхода и глубокой психотравмы хирурга, но я не уверен, что нет другого выхода. Давайте подумаем вместе, может быть, выход найдется. Предлагаю укомплектовать группу профессионального лечебного риска пятью врачами.
У кого другое мнение? Прошу назвать кандидатуры.
- Разрешите слово? - встал Заремба. - Мне кажется, мы кое-что упускаем из виду.
Мальгин, приготовившийся к тому, что Иван станет предлагать в группу себя, с интересом посмотрел на молодого хирурга.
- Конкретней, пожалуйста, - сказал Таланов с обычной своей ироничной вежливостью.
- Шаламов работал с маатанской техникой в состоянии гипермнезии и впитал почти весь запас информации их корабельного компьютера, поэтому прежде, чем заняться лечением больного, необходимо узнать все о маатанах: их биологию, физиологию, биохимию и так далее. Только тогда мы быстрее поймем процессы, идущие в организме Шаламова, и сможем определить пределы хирургического и психофармакологического вмешательства.
"А молодец Иван, голова у него варит", - подумал Мальгин с некоторым удивлением; сам он упустил из виду эту особенность случившегося.
- Идея хорошая, - сказал Таланов, - хотя мы об этом не забывали.
Но как ее осуществить практически? Насколько я осведомлен, контакт с нами маатане отвергли. Вообще удивительно, что этот травмированный маатанин, которого спас Шаламов, внезапно проникся благодарностью к нему и решил сообщить нам координаты места катастрофы.
Заремба сунул было руки в карманы, но, посмотрев на Мальгина, вытянул их обратно.
- Это можно объяснить, - сказал он со снисходительной небрежностью. - Шаламов сработал обратную связь с маатанским компьютером, а тот мог иметь такую же с маатанином. Вот "черному человеку" и передалась часть эмоциональной и психогностической информации спасателя.
В зале снова воцарилась тишина.
"Недооценивал я Ивана, - подумал Мальгин с невольным сожалением. - Из него может получиться отличный врач. Главное, он умеет думать".
Таланов кашлянул в кулак, в глазах его отразилось уважение.
- А вот об этом я не подумал. Спасибо за идею, она интересна и ценна. Правда, я все равно не вижу, каким образом можно получить сведения о физиологии маатан.
- Да очень просто! Разве у нас в УАСС нет отдела разведки или безопасности? Пограничников наконец? Пусть поработают!
На лицах присутствующих в зале мелькнули улыбки. Горячность молодого нейрохирурга и его манера поведения импонировали многим.
- Это как раз очень непросто, - негромко сказал Джума Хан. - Как вы себе сие представляете?
- Элементарно: выкрасть маатанина, обследовать и вернуть... извинившись.
Последняя фраза Зарембы снова развеселила присутствующих, но ненадолго. Предстояло принять решение, определяющее дальнейшую судьбу больного.
Спустя полчаса группа риска была создана. В нее вошли четверо мужчин: Мальгин, Стобецкий, Джума Хан, а также Бронислав Каминский, и женщина, один из крупнейших нейрохимиков Земли - Карой Чокой.
Консилиум закончил работу, и теперь предстояло выработать стратегию и тактику лечения Шаламова, поставившего в тупик странной своей болезнью лучших специалистов Земли в области изучения человеческого мозга и нервной системы человека.
Заремба хотел было навязать Мальгину свое общество, но Клим отверг эти попытки двумя словами: "встретимся завтра" - и сбежал из института, наугад ткнув иглой задатчика в схему выходов метро <Метро (от слов "мгновенный транспорт") - система мгновенного масс-транспорта; ретроспективный возврат старого привычного термина одного из самых удобных видов транспорта ХX века.>. Вышел он на второй станции метро Ио, спутника Сатурна, над прозрачным куполом которой нависала пухлая пятнисто-полосатая стена гигантской планеты, перечеркнутая узкой полоской кольца, видимого с ребра.
"А может быть, поступить по совету Зарембы? - подумал Мальгин, глядя на заметное глазу движение пятен на боку Сатурна. - Выкрасть "черного человека", предварительно подготовив исследовательский комплекс на базе больших Умников академии, и за два-три часа "распотрошить" его по всем параметрам. Потом извиниться и, бия себя в грудь коленом, вернуть обратно..."
Из-за горба планеты брызнуло расплавленным золотом солнце. Мальгин не отвернулся, только сожмурился.
Нет, не имеем мы права действовать подобным образом, по-пиратски.
Пусть "черные люди" высокомерны, эгоистичны и равнодушны к нам, но это никому из людей не дает моральных преимуществ. Этика контакта живых с живыми складывалась веками, от контактов с братьями нашими меньшими - животными - до контактов людей с людьми. Мы пережили все: войны и геноцид, расизм и оголтелый шовинизм, примитивный социализм, фашизм и псевдокоммунизм и ворох других производных "измов", пока не научились уважать чужое мнение и чужие желания. Шаламов не прикидывал размеров личной выгоды от спасения "черного человека", он просто его спасал... как тот дурак, который не знал, что задача неразрешима, и потому решил ее...
Ах, Данька, Данька, кто знал, что ты станешь моим пациентом!
Человек устроен таким образом, что считает себя бессмертным до тех пор, пока не встретится со смертью лицом к лицу, а ты был сверхоптимистом и вряд ли задумывался над тем, что смертен, как и все.
В какую же историю ты влип, мой злейший друг! И меня тянешь за собой в пропасть... потому что никогда не задумывался о последствиях своих поступков. Я даже не уверен, думал ли ты о Купаве, когда спасал этого каменно-металлического монстра... хотя эгоистом тебя никто назвать не вправе, даже я. Просто ты такой, какой есть, - ничего показного, фальшивого, хитрого, весь на ладони. А главное, ты всегда был искренне уверен, причем не в меру общепринятых норм, что предать тебя никто не может, тем более друзья. Надо же таким уродиться?! А подумал ли ты о том, каково сейчас мне? Имею ли я право на ошибку, зная о твоем святом неведении и не менее святой уверенности в моем профессионализме, в том, что я вытяну тебя из преисподней?..
В глубинах атмосферы Сатурна мигнула алая звезда - луч лазер-связи какого-то исследовательского автомата. Мальгин опомнился и шагнул обратно в камеру метро, не обращая внимания на удивленные взгляды работников станции. Через двадцать минут он был дома.
Принял душ, переоделся, выпил бокал испли и вдруг бессознательно набрал телекс Купавы, заблокировав обратную связь.
Виом развернулся почти сразу. Перед Мальгиным возник вид до боли знакомой гостиной Шаламова, а напротив стояла Купава в халатике и с недоумением смотрела на Мальгина, и, хотя видеть его она не могла, Клим невольно сделал шаг в сторону, глотая ставшую горькой слюну.
- Слушаю вас, - нараспев сказала Купава с рязанским выговором, откидывая пушистую прядь волос со щеки. - Включите обратку, я вас не вижу.
Мальгин молчал, сжав кулаки так, что ногти впились в ладонь. Он увидел округлившийся живот, изменивший фигуру женщины, ее осторожные движения, и в голову ударило волной пронзительной тоски и отчаяния.
Купава любила Шаламова и еще ничего не знала о случившемся.
- Кто звонит? - повторила Купава, и вдруг выражение ее лица изменилось. - Клим?.. Ведь это ты, Клим, я знаю. Включи обратку, я хочу посмотреть на тебя. Почему ты не звонишь?
Мальгин с трудом проглотил ком в горле и выключил виом связи.
Уснул он только под утро, на рассвете.
Глава 2
Заремба встретил Мальгина рассеянным "привет". Он сидел за пси-вириалом реаниматора с эмканом на голове и, судя по сигнализации на терминале, работал с вычислителем в режиме интегрального обобщения.
Стобецкого в клинике не было.
- Где Готард? - спросил Мальгин, включая передачу из реанимакамеры. Виом раскрыл внутренность камеры: сквозь зеленоватый сумрак физиогаза едва проглядывало тело Шаламова, похожее на скульптуру спортсмена из позеленевшей бронзы.
- Ушел, - ответил Заремба с запозданием. - Он дежурил с Ханом всю ночь. Подожди, я сейчас освобожусь.
Мальгин сел рядом, вывел на второй эмкан информацию сторожа состояния, выслушал мысленный доклад, откинулся в кресле. Эмкан свернулся в гибкий усик и втянулся в пульсирующую колонну вириала.
Состояние Шаламова не изменилось к лучшему, состояние коллапса - на грани клинической смерти. Спасатель не реагировал на раздражители, смену физиогаза, излучателей, стимуляторов и на регулярные сеансы внутривенного питания. Но за ночь он дважды "всплывал" из небытия в пароксизме псевдосознания, почти полностью восстанавливая на несколько минут функции сердечно-сосудистой, вегетативной и центральной нервной систем. Однако блокада пси-сферы при этом не снималась, то есть даже с помощью точнейших датчиков не удавалось "снять мысли" спасателя, уловить, о чем он думает и какая информация скрывается в глубинах его памяти.
Заремба стащил ушастую дугу эмкана и небрежно бросил на вириал, пригладил волосы.
- Я нашел причину слепоты: у него нарушена связь между стрирной зрительной корой и латеральным коленантным телом. Восстановить эту связь для меня - пара пустяков.
- Что он говорил в сознании?
- По-моему, ничего существенного... нет, постой, первый раз позвал тебя и умолк, а второй произнес странную фразу, сейчас вспомню... да, вот: "Я, обезумевший в лесу Предвечных Чисел".
- Числ, - поправил Мальгин. - Это Верхарн, Даниил любит его поэзию. - Клим полузакрыл глаза, помолчал, потом продекламировал:
- "В одежде цвета горечи и яда рассудок мой холодным мертвецом плывет по Темзе вверх лицом".
Заремба хихикнул, но, видя, что Мальгин не расположен шутить, подобрался виновато и покачал головой:
- Мрачновато, хотя и весьма оригинально. Я лично Верхарна не читал и не особенно жалею об этом. Что будем делать, Климыч? Машина дает ему не больше двух суток жизни. Если не успеем что-либо предпринять, летальный исход неизбежен, несмотря на временные прояснения сознания, которые твой любимый Хан назвал "фазами хозяина".
- Кстати, где он?
- Джума? У себя, наверное, в клинике СПАС-центра, я им как-то не интересовался. Скажи, ты знаком с Карой? Она почему-то интересовалась тобой, звонила, я дал твой домашний телекс. Ну и женщина, скажу я тебе! С ходу можно отдать ей корону "мисс Вселенная"! Во всяком случае, я бы отдал. Красивая женщина, а? Она занимается исследованием нейрилеммы и нейроглии <Нейрилемма - оболочка нервных волокон; нейроглия - ткань нервной системы, в которой располагаются нервные клетки.>, а старик Каминский собрал своих лингвистов и кибернетиков <Подразумевается: нейролингвистов и нейрокибернетиков; нейролингвистика изучает нарушения языковых навыков, нейрокибернетика - организацию и функционирование нервных сетей, механизмов памяти и поведения.>, его задача - ЦНС. И все равно мы придем к одному: требуется срочная операция. Вернее, две операции, как ты и говорил: стирание чужой информации - после выявления запасов криптогнозы и воссоздание нормального генома, конструирование здоровых хромосом со всеми вытекающими последствиями. - Последние слова Заремба проговорил с видимым удовольствием, смакуя.
Мальгин молчал, все так же полузакрыв глаза. Заремба вдруг щелкнул пальцами, глаза его загорелись.
- А давай сами слетаем к маатанам в гости и умыкнем одного, если они не дадут нужной биоинформации! А?
- Ты сам-то понимаешь, что говоришь?
- Очень даже понимаю. Попытка - не пытка, а твой друг ждать не может, он и так на ладан дышит.
Мальгин встал так стремительно, что Заремба отшатнулся.
- Ты что?..
- Ничего, - глухо сказал Клим. - Может быть, и из лучших побуждений, но ты провокатор, Иван. Обзвони всех и сообщи, что собираемся в двенадцать, будем решать. Спросит Таланов - я в Управлении спасателей.
- Хорошо, скажу. - Заремба шмыгнул носом. - А почему я провокатор?
Мальгин окинул хирурга взглядом, глаза его стали грустными.
- Тебе никогда не приходило в голову, что ты слишком медленно взрослеешь? Сколько тебе лет?
- Двадцать семь.
- А ведешь себя подчас как двенадцатилетний малец. Подумай на досуге, ведь есть чем - голова иногда соображает.
В девятом часу утра Мальгин нашел Джуму Хана в шоковом отделении клиники УАСС. Меднолицый врач "Скорой помощи" не удивился визиту, извинившись перед коллегой, отвел Клима в сторону; они медленно пошли по заросшему травой - таково было впечатление от ковра - коридору.
- Нужна полная информация о физиологии и биологии маатан, - сказал Мальгин прямо. - Я не имею права оперировать, не представляя полной картины того, с чем могу встретиться на молекулярном и атомарном уровнях.
- Такой информацией мы не располагаем и вряд ли будем располагать в ближайшем будущем.
- Разве вы не поняли? - холодно спросил Мальгин. - Я и сам знаю, что у нас есть, а чего нет.
Джума Хан остался невозмутимым.
- Не сердитесь, я вас понял. К сожалению, мои коллеги не догадались доставить из Горловины шлюп Шаламова или хотя бы его инк. А выудить что-либо из поврежденного проводника на месте не удалось.
- Надосрочнодоставитьегосюдаи отдать специалистам-структурщикам, может, хоть что-нибудь выудят.
- Боюсь, что это невозможно, маатане установили в Горловине "маяк-табу", по терминологии безопасников, то есть знак частного владения. Мы не имеем права врываться на занятую ими территорию.
- Но ведь вы уже "врывались", когда забирали Шаламова.
- Сядем, - кивнул Хан на кресла в нише с видом на пойму Десны.
Сели друг против друга, похожие сдержанностью и той особенной мимикой, которая выдает в собеседнике умного, понимающего иронию и юмор человека.
- Все не так просто, не однозначно. Да, мы забрали Шаламова из Горловины, но после этого маатане выпустили внутри ее сторожей, имеющих приказ уничтожать любых непрошеных гостей.
Мальгин молча смотрел на врача. Тот оценил его взгляд.
- Да, такова их логика, и ничего с этим не поделаешь.
- А откуда это известно?
Джума Хан слегка улыбнулся.
- У разведки свои секреты и методы, к тому же по этому делу работают еще пограничники и безопасники.
