Балуев, конечно, не стал "японцем" - по ощущению мира, но воспитан все-таки был в традициях ниндзюцу и не только довел до совершенства искусство рукопашного боя, но и достиг гармонического отражения окружающей действительности, в основе которого лежало интуитивное ощущение опасности и непрерывное определение текущих событий с анализом угрозы на уровне рефлексов, тонких движений полей и излучений.
После встречи с Соболевым Василий еще более развил в себе этот комплекс чувств, подсознательно вызывающих естественно ненапряженный ответ на любое событие. А главное, за полтора года, прошедших с момента их разлуки, Вася полностью овладел искусством смертельного касания, которое он назвал системой космек - комбинаторикой смертельного касания. Мало того, не желая никого убивать даже во имя защиты собственной жизни, он разработал на базе космек новый комплекс боевого стиля - ТУК, что означало: техника усыпляющего касания. Владение этим стилем ставило его по классификации ниндзюцу в ряды мейдзинов, то есть Мастеров, Достигших Совершенства. Проверить же себя в реальных условиях не составило труда, криминализированная жизнь России часто преподносила неприятные сюрпризы, даже если ты не искал встреч с бандитами, ворами и негодяями. Изредка Василию все же приходилось применять ТУК - метод для успокоения не в меру воинственных и разгоряченных безнаказанностью "повелителей жизни".
С Матвеем Соболевым он за это время встречался лишь дважды: в Москве, куда тот приезжал по делам, и в Санкт-Петербурге, где теперь жила семья Соболевых - Матвей, Кристина и Стас. Кристина заканчивала университет, а Стас учился в одной из частных школ; ему исполнилось двенадцать лет, но был Стас не по возрасту серьезен и трудолюбив, успевая и рисовать - прорезался у парня талант, и заниматься под руководством приемного отца воинскими искусствами. Где работал Соболев, Вася узнать не удосужился, но собирался как-нибудь бросить все дела и повстречаться с другом, по которому успел смертельно соскучиться.
Сам Василий работал в Управлении социальной зашиты населения Владимира водителем, развозя пенсии с двумя инкассаторами на своем видавшем виды "вольво" модели 343, который приобрел за тысячу зеленых и отремонтировал своими руками.
В свободное от работы время Вася копался в своей "радиомастерской", устроив ее в одной из комнат квартиры. Все-таки по образованию он был физиком, знал и умел многое и любил экспериментировать со всякими генераторами СВЧ, радиоконтурами и телесистемами. В последнее время он совершенствовал "тюбетейку", как он назвал генератор пси-защиты, предназначенный для подавления полей гипноиндуктора "удав", который был известен среди профессионалов под названием "глушак". Генератор защиты в виде сеточки и собственно резонансного контура удалось сохранить со времен последнего боя с Монархом Тьмы. Разбирался с ним Василий долго, но сумел существенно расширить диапазон реагирования и увеличить защитные свойства. Если бы об этом узнали разработчики из секретных военных лабораторий, они поставили бы Балуеву-Котову памятник. А если бы узнали федералы, добавил про себя Василий, имея в виду сотрудников ФСБ, они тут же этот памятник закопали бы в землю.., вместе с оригиналом.
Позанимавшись полчаса, Василий прибрал постель, помня изречение Пифагора: "Поднявшись с постели, сгладь отпечатки тела", - забежал на кухню, чмокнул Наташу в шею и закрылся в ванной.
Во время завтрака Наталья не без юмора рассказывала, как она вправляла позвоночник одному пугливому больному, а Василий делал вид, что слушает. Наконец девушка заметила его состояние и спросила:
- Что случилось, Котов? Ты где-то далеко...
Василий оторвался от киннаю - высокоэнергетические "помпажные" режимы требовали перехода на восточную кухню, и по утрам он ел рис с овощами, - с некоторым смущением глянул на подругу. Обычно он, легкий в обращении с людьми, не боящийся нарушить устоявшееся равновесие, мгновенно находил нужную интонацию, форму ответа, а нынешнее его замешательство говорило о дискомфорте в душе.
- На работе неприятности? - продолжала Наташа.
- В некотором роде, - с облегчением кивнул Василий.
- Расскажешь? - Она сделала вид, что поверила.
- Когда все выяснится. - Василий постарался сделать вид, что говорит правду. Он допил травяной настой, поцеловал Наталью в ухо и испарился. Девушка с грустью смотрела ему вслед, уронив руки на халатик. Она знала, что Котов ее не любит, но знала также, что нужна ему. Всюду необходимый, сильный, волевой, он, в сущности, нигде не находил себе настоящего пристанища и был одинок даже в постели с женщиной.
- Господи, помоги ему! - подняла глаза Наташа, усмехнувшись, добавила:
- И мне тоже!..
Котовская машина стояла во дворе, охраняемая спецсистемой тульских оружейников, не уступающей иностранным иммобилайзерам второго поколения. Система называлась "ХВ-96", что расшифровывалось очень просто: "Хрен вам!" - и не стоила Васе ни гроша, потому что подарил ее ему по доброй памяти приятель из военной контрразведки. Украсть машину со двора пробовали дважды, но безрезультатно. Первый раз "ХВ" сработала сразу, как только угонщики проникли в нее; звуковой сигнал, направленный в основном внутрь салона, послужил акустическим ударом мощностью в шестьдесят децибел. Вполне вероятно, что у воров полопались барабанные перепонки, и Вася поступил с ними по-джентльменски, пару раз съездив каждому по морде.
Заменив сломанный замок левой дверцы, он слегка изменил режим "ХВ", а дверцы на ночь перестал закрывать вообще, сформулировав поговорку: чтобы не ломать дверь, надо ее не запирать. Второй раз угонщики нарвались на более серьезную защиту: "ХВ" тихонько вызвала хозяина и закрыла насмерть замки обеих дверей машины. Василий вышел во двор, когда воры лихорадочно пытались выбраться из салона, не решаясь бить стекла (кстати, бронированные). Они были вооружены, и Василий мог бы просто вызвать милицию и сдать двух грабителей, но он предпочел дать им урок. Выпустил обоих, отобрал оружие, от души поработал над их физиономиями и проникновенно попросил объявить всем угонщикам города не трогать его машину. С тех пор к ней никто не подходил, хотя приятель Васи, с которым он поделился опытом, сказал со знанием дела:
- Смотри, чтобы ее не заминировали или не саданули из гранатомета. Банды угонщиков мстительны.
Василий так не считал, но машину на предмет минирования проверял регулярно. А со временем собирался поставить в салон компьютер, регистрирующий все изменения параметров среды и самого автомобиля, который предупреждал бы хозяина об опасности заранее.
Включив мотор, он с минуту сидел в кабине с закрытыми глазами, анализируя реакцию своей нервной системы на сигналы подсознания. Ничего не уловив, тронул машину с места. Совесть - зря он мучает Наташу - грызла его недолго, потому что в душе он давно решил все ей объяснить. Правда, сил на это объяснение пока не хватало.
"Ульяна!" - позвал он космос, привычно представив, как его мысленный зов пронизывает пространство и достигает слуха девушки в Рязани. И услышал ответный мыслешепот: "Привет, ганфайтер! Не забыл еще?"
Облившись потом, Василий вырулил вправо на проспект Ленина и остановил машину. Сердце заколотилось так, что казалось, сейчас выскочит из груди. К голове прилила волна крови, в ушах поплыл звон. "Ульяна!" - снова мысленно крикнул он, напрягая слух, но космос на этот раз промолчал. Лишь прозвенела эмоциональная нотка печали, словно по виску скатилась холодная струйка воды. Василий опомнился, приводя чувства в порядок, но факт внечувственной связи с той, которую боготворил, отрицать не спешил. Слишком многое он узнал за последнее время о возможностях человеческого организма и очень многому научился сам.
Еще год назад он перевез к себе библиотеку эзотерической литературы Матвея Соболева, прочитал ее всю, постоянно искал труды древних мудрецов и современных философов и пришел к выводу, что человек утратил подлинное видение Вселенной и владение ее законами не окончательно. Об этом же говорил и факт существования Внутреннего Круга человечества, по сути - новая его раса, овладевшая экстраординарными возможностями тела и разума. Факт же того, что история человечества была фальсифицирована, а сами люди оказались результатом эксперимента, потомками древней цивилизации Инсектов, точнее - рода Блаттоптера сапиенс, "тараканов разумных", никогда не воспринимался Васей как оскорбление его чувств, осквернение духовной сферы. Он относился к этому философски, просто как к неоспоримой данности. Он видел МИРы Инсектов - "модули инореальности", архитектурные ансамбли-памятники невероятной сложности и красоты, он дрался с Монархом Тьмы, "отцом" человечества, встречался с людьми Внутреннего Круга и точно знал, что все это было! В какой-то миг просветления истина открылась ему с другой стороны, и он понял, почему земная реальность называется запрещенной! И хотя миг этот прошел, оставив чувство сожаления и досады, Василий верил, что понимание сути вещей вернется. Верил он и в свой Путь к вершинам понимания мироустройства. Шел он медленно, гораздо медленнее, чем Матвей Соболев, зато не терял достигнутого.
- Ульяна... - прошептал он едва слышно, понимая, что сейчас только что окончательно решил поехать в Рязань и найти Ульяну Митину. Не ради выяснения отношений, ради самой жизни, требующей, чтобы он был рядом с девушкой. С тех пор, как он стал исповедовать принципы "базовых норм": не ловчи, не мелочись, не воруй, обходись - если можешь, - Василий умеет прямо сказать о своих чувствах любому. Не сработал этот закон лишь в отношении Натальи, да и то лишь потому, что он боялся сделать ей больно.
- И все же лучший выход из положения - роды, - пробормотал он, трогая "вольво" с места.
В девять он был у здания Управления социального обеспечения, проспект Ленина, 59. Дождался, не заходя в здание, двух своих молодых напарников с "дипломатами", вооруженных табельным оружием - пистолетами Макарова, и поехал в банк, расположенный на том же проспекте, тремя кварталами ниже, в доме номер тридцать пять.
Старшего инкассатора звали Сашей, ему было за тридцать. Младшего, двадцатидвухлетнего, Виталием. Он, по сути, был охранником и кое-что умел, занимаясь в местной школе русбоя.
- Поплыли на Юрковского, - сказал Саша, несмотря на теплый майский день, одетый в теплую джинсовую куртку. Его напарник пистолет носил за поясом сбоку, прикрывая его футболкой.
- Вчера мой братан историю рассказал, - начал он, устраиваясь на заднем сиденье. - Братан в "Автосервисе" работает, что на Московском шоссе. Его приятель, Севкой звать, недавно "вольву" себе купил, не чета, конечно, твоей. - Виталий дотронулся до плеча Котова. - Не обижайся. У тебя триста сорок третья, а он сподобился на девятьсот сороковую за тридцать семь тысяч. Сам понимаешь: комфорт, защита Sips, подушки безопасности и все такое прочее. Ну вот, приехал этот мужик, Севка, на работу, оставил на пару минут свою красавицу на улице, выходит - в ней сидят двое. "Ребята, вы чего здесь делаете? Это моя машина. А ну вылезайте!" - "Ключи", - говорит ему тот, что за руль сел, в очках, бритые виски, без бровей, в черном костюме. "Да вы что, очумели?!" - "Ключи", - снова ему тот, в очках. "Да я сейчас милицию вызову, е-мое!" Ну, повернулся мужик и пошел к проходной, а те вылезли, спокойненько так, бритый достал пистолет - и шарах в спину хозяину! Когда ребята выбежали, их и след простыл. Севка помучился немного и отдал концы по дороге в больницу. Вот тебе и поездил на крутой тачке!
Помолчали, переваривая историю. Потом Саша спросил:
- А откуда подробности такие знаешь: что они бритые были, в очках, в костюмах?
- Один был в очках и бритый, второго Севка не разглядел. Но рассказать братану успел, тот первым из конторы выскочил. Увидел, как они не торопясь шли через площадь к памятнику Жукова, да не придал значения.
- Внаглую бандиты работать стали. - Саша достал свой пистолет, проверил обойму, щелкнул курком, поставил на предохранитель. - Проверь свою пушку. Деньги мы возим не слишком большие, но и не малые.
- Чего ее проверять, - буркнул Виталий, но пистолет достал, убедился в готовности к стрельбе и сунул за ремень. Процедура это повторялась изо дня в день неукоснительно, и Василий в душе ее приветствовал, хотя не был уверен, что инкассаторы успеют применить оружие, произойди что-нибудь серьезное.
Случай, приведенный Виталием, его не поразил, однако заставил задуматься. Вспомнилась другая история, рассказанная соседкой, матерью-одиночкой, имевшей прелестную дочурку четырех лет.
Соседку звали Клавдия, и работала она не в какой-нибудь "крутой" фирме, а санитарным врачом. В ее обязанности входила проверка пищевых продуктов и выдача сертификата качества, то есть справок, дающих разрешение на продажу. И вот одна из торгующих фирм, некая "Черная пантера", привезла партию деликатесов из Венгрии с истекшим сроком годности. Видимо, купила по дешевке в расчете "наварить" дома по-крупному. Естественно, Клавдию попросили дать справку. Она отказалась. Предложили взятку. Снова отказалась. Тогда к ней в санэпидстанцию пришли двое плечистых молодцов и предупредили: или берешь взятку и подписываешь документы, или что-нибудь случится с дочкой.
- Ну и что мне теперь делать? - плакала Клавдия. - При моей смешной зарплате их тысяча долларов - бешеные деньги! Но ведь возьми я их - попаду к ним на крючок, будут каждый раз тухлятину подсовывать, всякую дрянь в торговлю запускать. А если, не дай Бог, люди отравятся, кто сядет? Я, конечно. Вот и думай, что хочешь. А в милицию велели не соваться, там у них все схвачено. Теперь живу в постоянном страхе, уже сердечный приступ был...
Василий выслушал эту историю внешне равнодушно, как мог, успокоил соседку и пообещал помочь, хотя сам еще не знал - как. Теперь же, после рассказа Виталия об убийстве владельца девятьсот сороковой модели "вольво", решил все же выполнить обещание. Кто-то там, в других реальностях, следящий за его Путем, явно был не против, что этот Путь стал "тропой войны за справедливость". Он знал глубинные черты характера Василия Балуева-Котова, такие, как организация ритма жизни по внутренней оценке смысла и готовность вступиться за всякую правду. Да, Вася был не безгрешен. Вполне осознавая мотивы своего поведения, он мог быть жестоким, нарушать общепринятые нормы, уходить от дела, если решал, что это ему не нужно и неинтересно, но он мог быть и безмерно великодушным, способным действовать без всякой корысти, гибко или по-рыцарски прямо.
Рабочий день они закончили к трем часам, перекусив в кафе "Сунгирь" на Суздальском проспекте. Потом Василий отвез инкассаторов в управление, а сам поехал к тетке Ксенье, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение и справиться, не нужно ли чего. От тетки он отправился в центр, собираясь выяснить расположение офиса фирмы "Черная пантера". А вылезая из машины на Девической улице, он вдруг понял, что за ним следят.
Ощущение это родилось не сразу. Еще утром у него испортилось настроение, появилось раздражающее чувство неловкости и дискомфорта, которое он связал с реакцией души на невеселые истории Виталия и Клавдии. Теперь же, открывая дверцу машины, Василий почувствовал покалывание в левой руке и жаркое полыхание левого уха. Так его нервная система, для которой мысленное сканирование окружающей среды стало даже не привычкой, а инстинктом, реагировала на сакки - "дыхание", или "ветер смерти", как переводился на русский язык японский термин ниндзюцу.
Ощущения Василия переводились так: появилась реальная опасность, а поскольку он никого не видел, не мог даже вычислить предполагаемого наблюдателя, это означало, что за ним пришли профессионалы.
НЕЗАВЕРШЕННЫЙ
Матвей стоял на ячеистой платформе, похожей на пчелиные соты, сработанной из зеленовато-желтого материала, напоминающего янтарь, и разглядывал центральное сооружение платформы - пять башен-складок, сросшихся боками, образующих нечто вроде мехов гармошки.
Стены башен тоже напоминали соты, но более крупные, а сотово-чешуйчатый их узор был удивительно гармоничен, геометричен и красив. За башнями шла еще одна платформа, представлявшая, по сути, крыло, как и та, на которой стоял Матвей. Крылья эти загибались на концах вверх и заканчивались трубчатыми наростами в дырах и оспинах, опускавшимися под крылья и там расходящимися водорослевидными бородами. Издали вся эта конструкция напоминала гигантский самолет с дырчато-сотовым пузом, усеянным рядами длинных шипов, скорее, пожалуй, странный дирижабль, слепленный из пчелиных сот. Галиктопоэдр, всплыло в памяти название летающего гнезда-крепости древних разумных пчел - Галиктов. Тип - пагода, возраст - около миллиона лет, жизненный запас еще достаточно велик, около трех тысяч лет, но защитников гнездо уже не имеет. И насколько знал Матвей, ни один галиктопоэдр в виде МИРа - "модуля иной реальности" - к двадцать первому веку на Земле не сохранился. Судя по форме этого гнезда-крепости, оно принадлежало Пережившим Изменение, хотя уже и первые Галикты и Апоиды знали о той огромной роли, какую играет форма здания и сооружений - именно она организует вакуум, помогает воздействовать на сознание, - и строили свои летающие крепости в соответствии с законом форм. Первые Люди еще пользовались этим знанием, отразив его в форме своих храмов - пирамид, но затем знание закона стало уделом Хранителей, людей Внутреннего Круга, и хранилось лишь в их коллективной памяти, образующей первый горизонт информационного поля земной реальности.
Издалека донесся стеклянно-металлический вопль.
Тяжело ступая, Матвей приблизился к краю крыла-платформы и глянул вниз. Крепость Галиктов висела в воздухе на высоте двухсот метров над холмистой равниной и была соединена с вершиной холма четырьмя тросами подъемника. Когда внизу сородичи великана, в чьем теле обитало сознание Матвея, начинали вращать барабан, тросы передвигали раму, своеобразный лифт, способный поднять наверх двух-трех человек или груз до полутонны весом.
Всадники на вершине холма смотрели вверх, ожидая сигнала. Затем кто-то из них снова издал странный звенящий вопль, от которого в тоске сжималось сердце. Матвей достал с пояса длинную трехколенчатую трубку, дунул в ее узкий конец, и вниз полетел такой же невыносимо тоскливый звук.
Не оглядываясь более, Матвей направился к пролому в стене центрального строения крепости Галиктов. Как бы ни ярился командир отряда Стражи, без своего разведчика отряд не уйдет.
Внутри складчатой башни было темно, однако стоило Матвею переступить границу света и тьмы, как диапазон зрения скачком изменился, и взору представились сложные внутренности гнезда Галиктов, излучающие призрачный голубовато-серебристый свет. Даже сейчас, спустя миллион лет после постройки, жилище древних разумных пчел продолжало поражать наблюдателей-людей своей внутренней гармонией и необычайно тонкой игрой геометрических переходов, производя впечатление законченности и совершенства.
Вбирая красоту узоров стен, коридоров, помещений не глазами, а сердцем, Матвей обошел по сложной спирали первую складку-башню, потом вторую, а в третьей, где Галикты сделали "тронный зал" повелительницы гнезда, царицы, или матки, разведчика ждал сюрприз.
Когда он приблизился к "трону", освещенному невидимыми источниками света наподобие солнечного дня, в глубине хрустально-медовой друзы невероятной красоты кристаллов - так выглядел "трон" и "саркофаг" царицы семьи - вдруг зашевелилась тень, и между двумя сложными колоннами-растяжками, поддерживающими мерцающий янтарными искрами полог, появилась странная фигура в прозрачно-серебряных перепонках. Царица-матка!
Долго-долго два представителя разных и одновременно близких классов разумных существ смотрели друг на друга. Царица вовсе не походила на ту пчелу, которую привык видеть Матвей на летнем лугу, однако было видно, что это насекомое гигантское по сравнению с современными земными, высотой более полутора метров, со сложным многосегментным телом и кошмарной головой, с огромными, отнюдь не фасетчатыми, а овальными глазами со щелевидными зрачками. Конечно, разум Галиктов весьма сильно отличался от человеческого; каждая особь хотя и могла мыслить самостоятельно, но настоящим разумным существом была вся стая пчел, вернее, рой. Однако и эта последняя представительница Галиктов, пережившая каким-то образом Изменение, производила впечатление мудрого отшельника, давно открывшего для себя суть всех вещей.
"Подойди поближе", - прошелестел в воображении Матвея бестелесный хрупкий голос.
Никак не ожидавший подобной встречи Матвей безропотно шагнул вперед. Опомнившись, сбросил с себя гипнотическое оцепенение.
- Кто вы?
Существо проигнорировало вопрос. "Я знаю, что ты ищешь. Но этого здесь давно нет". Матвей, не знавший сам в точности, что он ищет в прошлом, опешил.
- Вы не можете знать, ради чего я...
"Возможно, я ошибаюсь. В таком случае хочу предостеречь тебя, незавершенный. С недавних пор ты научился преодолевать порог выхода в астрал и ментал и создавать устойчивый канал передачи запрещенной информации. Эти походы уже заставили кое-кого предпринять защитные меры. Будь осторожен. Однажды Закон восхождения уже был тобой нарушен..."
- Я иду своим Путем, - не выдержал Матвей. - К тому же мне помогли. И я не простой любопытный, а Посвященный I ступени Внутреннего Круга.
"Все это так, однако в тебе осталось слишком много человеческого, что может подвигнуть тебя на действие во имя призрачных идеалов человечества".
- Кто вы? Я не заказывал встреч в своем трансовом сне-путешествии.
"Догадайся сам. Мы не могли не предупредить того, кто нам симпатичен. Будь осторожен".
Существо в перепончато-прозрачных одеждах просеменило в глубину своего "трона-гнезда" и застыло грудой сверкающих драгоценностей возле сложнейших кристаллических сростков саркофага.
Матвей с невольным сочувствием представил одиночество этого древнего представителя разумной расы пчел, уцелевшего во время Изменения, и повернул к выходу. Но выйти не успел - сознание начало возвращение из трансового сна по цепи памяти, не дожидаясь волевого приказа.
Переход прошел нормально, без особой встряски нервной системы, и вскоре Матвей осознал себя лежащим с закрытыми глазами на спальном мешке под пологом палатки. Привычно включил внутренний отсчет времени: пять часов утра три минуты. Пора вставать. Однако минут десять он еще лежал, размышляя над встречей с одним из Галиктов.
Умение двигаться вспять по родовой-мировой линии памяти предков, генной памяти, ему далось не сразу, но с тех пор Матвей мог заказывать сновидение - он назвал такое состояние ортосном - осознанно и часто путешествовал в прошлое своих предков, переживая практически то же самое, что пережили когда-то они. Такие сны в свое время проецировали ему иерархи да Граф, Тарас Горшин, как бы подталкивая к решению вступить на Путь во Внутренний Круг. Именно это обстоятельство и упомянул как нарушение Закона восхождения таинственный доброжелатель из только что закончившегося ортосна, внедрившийся в образ последнего Галикта. Как это ему удалось, Матвей понять не мог. Совершить такое внедрение могли только иерархи, тот же инфарх например, или же Хранители, то есть Матфей. Но кто из них почтил своим вниманием подсознание Посвященного I ступени, определить путем размышлений не представлялось возможным. Что же хотел сказать этот неизвестный? О чем предупредить? Чего не стоило искать, чего не было в жилище Галиктов?
Матвей откинул полу спальника, сел на нем в позе лотоса, привычно процеживая окружающий мир сквозь охранный и сигнальный отделы нервной системы. Но на многие километры от места в лесу, на берегу озера, где он разбил палатку, опасность не обнаруживалась, лес жил своей растительной жизнью, природа была спокойна и доброжелательна.
И все же, на что намекал гость во сне? Поиски Матвея в прошлом не были материальными, он просто хотел разобраться в причинах пристального внимания и постоянного вмешательства Монарха Тьмы в ход истории запрещенной реальности Земли. То есть в события и действия людей, потомков Инсектов, которых он сам и создал, метаморфически изменив род Блаттоптера сапиенс. Остальные Инсекты в результате Изменения, произведенного Аморфами, сородичами Монарха, Предтечами всех разумных существ Вселенной ("розы реальностей"), разум сохранить не смогли; уменьшенные в сто раз, они постепенно утратили все, кроме инстинктивного сохранения клановой организации - термитников, роев, муравьиных куч и стай.
Но что-то продолжало интересовать Монарха в созданной им модели мира, и он снова и снова пытался подрегулировать ход событий, откорректировать поведение "бывших насекомых", изменить соотношение законов и норм, ограничить рамки одних законов и расширить другие. Чувства самих людей, их страдания, переживания, горе и боль, страх смерти, жажду свободы и самовыражения, их естественное желание жить так, как они хотят, Монарх в расчет не принимал. Матвею очень хотелось понять Монарха, потому что он видел - близится новое пришествие этого таинственного существа, чудовищно далекого от всего человеческого, несмотря на то, что он создал человеческую расу, хотя сам Соболев и не собирался вмешиваться в события, Ортосны же стали для Матвея своеобразным эстетическим нормативом. Погружаясь в них как в омут, опускаясь "на дно" истории, он посещал города, которые давно исчезли с лица Земли, входил в музеи, великолепием превосходившие все известные ныне, бродил по разрушенным крепостям Первых Людей, наблюдал за строительством Первых Пирамид и древнейших сооружений Инсектов, но душа жаждала новых путешествий, новых впечатлений, и Матвей никак не мог пресытиться этим процессом, страдая от того, что ни с кем в принципе не может поделиться своим знанием и впечатлениями. Даже с Кристиной.
Матвей улыбнулся, чувствуя шевеление сердца в ответ на мысль о жене. Кристина оказалась умнее и дальновиднее его, ни разу не упрекнув мужа в прошлом увлечении Ульяной Митиной и совершенно спокойно отпуская его в частые командировки, во время которых он путешествовал по свету в поисках "особого смысла жизни" или жил отшельником неделями и месяцами вдали от людских поселений. Вот как сейчас. Но Матвей всегда возвращался. Он знал, что его ждут, ему всегда рады, что его любят самая красивая женщина в мире и самый преданный сын, и чувства эти - вне любых пространств и времен.
С момента переселения в Питер семья Соболевых редкие моменты собиралась вместе: Кристина училась на третьем курсе Санкт-Петербургского университета, двенадцатилетний Стас - в седьмом классе Морской школы при Государственной морской академии имени Макарова. Матвей же пропадал в экспедициях, словно его влекла по материкам и океанам погоня за утерянной душой. Зато когда всем троим удавалось соединиться, отвлечься от забот, наступал "медовый месяц" семейного бытия, не омрачаемый ничем.
Прислушиваясь к птичьим голосам, Матвей выбрался из палатки в одних плавках и подошел к кромке обрывистого берега над озером. Холода не чувствовал, хотя утренняя температура в здешних краях редко поднималась в мае выше пяти-семи градусов. Солнце уже встало, вызолотив верхушки сосен и елей на левом берегу озера и макушку одного из дальних моренных островов.
С тех пор, как Матвей вообще что-либо помнил в жизни, плеск и движение озерной или речной волны казались ему дыханием живого существа. Такое же впечатление на него производили ручьи, колодцы и в особенности родники. В памяти еще с детских времен остались образы живущих в воде - нимер, неревд, океанид, а также русалок и водяных, олицетворяющих ушедшую в прошлое таинственную волшебную жизнь. И если Матвею приходилось иногда в прежней жизни искать спасения от суеты, он не находил ничего лучше, чем забраться в лес и часами сидеть на берегу ручья, вглядываясь в его прозрачные струи и космы шевелящихся водорослей. Жизнь озера или моря, конечно, отличалась от жизни ручья, но и она завораживала чередой волн, похожей на дыхание дремлющего доброго существа, пульс которого не имеет ничего общего с измерением и отсчетом времени. Шелест волн представлялся Матвею дыханием вечности, величественным напоминанием о том, как индийский бог Брахма, вдыхая и выдыхая, вечно создает и разрушает вселенные.
Не отрывая глаз от водяной глади, Матвей размышлял: а ведь Аморфы, Предтечи всего живого-разумного в "розе реальностей", тоже не были первыми во Вселенной, их также кто-то должен был создать...
Без разбега он сделал длинный прыжок - не менее чем на десять метров, вошел в воду без плеска и брызг и плыл под водой до тех пор, пока в крови не кончился запас кислорода. Вынырнул, повернул голову к берегу: он проплыл около восьмисот метров, приблизившись к одному из малых каменистых островков Пандозера, на берегу которого жил уже четыре дня. Перевернувшись на спину, раскинул руки, блаженно глядя в небо с редкими перьями облаков.
Вообще он бродил по территории Заонежья в Карелии уже почти две недели, посетив Кивач, один из самых высоких водопадов на реке Суне, впадающей в Онежское озеро; сунские пороги, не замерзающие зимой; Сопохский бор с соснами до тридцати с лишним метров высотой и толщиной ствола до одного метра, где сохранились деревья, возраст которых перевалил за четыре сотни лет.
Когда-то, во времена "Союза нерушимого республик свободных", многие хвойные леса заповедника свели на нет, и на их месте обосновались осинники и березняки с ольховыми полосами по берегам ручьев и речушек, но лучшим приобретением лесов стали мощные зеленомошники, полные брусники, черники и голубики. Уже в первый день пройдя одно из таких ягодных полей, Матвей решил в августе привезти сюда Кристину и Стаса, пожить на природе и поесть живых ягод.
Тень коснулась лица лежащего на воде.
Матвей с недоумением оглядел небосвод и внезапно понял, что он не один. На берегу озера объявился некто, чье присутствие ощущалось лишь на ментальном уровне. Ни глаза, ни другие органы чувств Матвея его не взяли. Мгновенно развернув чувственную сферу, Матвей попытался определить источник беспокойства, увидеть его на фоне тонких полевых движений, оценить степень опасности и не смог, потрясенный этим открытием. Некто, появившийся на берегу, был невидим и неуязвим, словно призрак без души и тела. И открылся он хозяину палатки явно лишь для того, чтобы оценить остроту его гипервидения. Это мог быть только человек Внутреннего Круга, потому что иерархи уже полтора года не могли появляться на Земле в виде "проекций" - авешей в телах других людей... "Если только не произошло нечто неординарное в других мирах-лепестках "розы реальностей", - пришла трезвая мысль.
Матвей набрал воздуха в легкие и ушел под воду, вынырнув только у берега. Возле палатки его ждал Матфей, Хранитель Внутреннего Круга, успевший разжечь костер и повесить котелок с водой. Он встал с бревна при появлении Соболева, и оба некоторое время смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Потом Матвей продемонстрировал умение сохнуть за несколько секунд (нагрев кожи до сорока пяти градусов плюс поглощение порами капель воды), поклонился и, получив ответный поклон, забрался в палатку. Вылез оттуда уже одетый в майку и шорты. Матфей, похожий на охотника или лесника в своей брезентовой куртке, высоких мягких сапогах, джинсах, с кепкой на голове, снял котелок и заварил чай. Все еще не обменявшись ни словом, они принялись за чаепитие по системе нэйгун: чай с добавками трав, сушеная малина, орехи. В шесть часов утра есть еще не хотелось, хотя гость и хозяин успели проделать необходимое утром количество физических упражнений: Хранитель прошел от "точки высадки" до озера не менее десятка километров, Матвей плавал. К тому же он собирался свертывать лагерь, намереваясь вернуться в Петербург.
