- Жаль, - сказал Тымко, расслабляясь. - Я хотел немного размяться. Так ты все-таки решил рискнуть?
- Съезжу, проведу рекогносцировку местности, поговорю с местными жителями, благо ехать недалеко, и через пару дней вернусь.
- Что говорить, если тебя будут спрашивать?
- Что я взял небольшой отпуск и поехал на родину, отдыхать.
- Тогда ни пуха тебе!
- К черту!
Они пожали друг другу руки и разошлись по машинам. Крупногабаритный Тымко ездил на джипе "Шевроле", напоминающем танк, Илья же предпочитал оригинальные формы и год назад купил себе новенькую "Альфа-Ромео" серии "Нувола". Он уже включил мотор, когда к машине подошел Серафим.
- Забыл тебе сказать: Антон освободился.
- Когда? - обрадовался Илья.
- Пару дней назад. Звонил мне вчера вечером, хочет приехать в Москву, поискать работу.
- Это славно. Что ты ему сказал?
- Что я скажу? - отвернулся Серафим. - Кто сейчас возьмет на работу бывшего зека? Даже если он профи боя...
- Ты так и сказал?
- Не так, но примерно...
Илья выжал сцепление и выехал со стоянки, оставив Тымко размышлять над своими словами.
Через полчаса он был дома, не заметив, что за ним следует в отдалении черный "Форд-Саетта" с погашенными фарами.
Ильмень-озеро
В Парфино Илья приехал еще засветло, преодолев четыреста с лишним километров от Москвы за семь часов. В принципе он мог бы добраться и раньше, но не спешил, любуясь пейзажами и архитектурой попадавшихся на пути древних русских городов и городочков: Клина, Твери, Торжка, Вышнего Волочка, Валдая.
Чтобы не делать изрядный крюк через Новгород, Илья от Валдая поехал через Демянск и не пожалел об этом, хотя дороги здешние были старыми, разбитыми, узкими и пролегали в основном по болотистой местности. Зато несколько раз попадались удивительной красоты церквушки и колоколенки, а за поворотом на Залучье недалеко от дороги стояла старинная крепостца с уцелевшими зубцами и маковкой центральной колокольни. Илья полчаса бродил вокруг этих древних развалин, сожалея, что нет времени на исследование постройки предположительно семнадцатого или восемнадцатого веков, и решил при случае вернуться сюда с отрядом и аппаратурой, побродить по окрестным деревням и послушать местные легенды.
Парфино-город располагался на правом берегу Ловати, дом же родственника Ильи по маминой линии Федора Ломова стоял на левом, в деревне Парфино, и Илье пришлось пересекать реку по старому автодорожному мосту, на котором велись ремонтные работы. Поплутав по улицам деревни, Илья, наконец, отыскал дом Ломовых и вылез из машины, с интересом оглядывая соседние избы, утопающие в зелени садов, улицу, поросшую травой, играющих в траве ребятишек. Дом Ломова отличался от остальных. По сути, это был двухэтажный деревянный особняк с четырьмя спальнями, каминным залом, столовой, холлом и гаражом. Кроме того, на территории хозяйства стояла баня, за ней располагалась теплица, а за теплицей огород в восемнадцать соток и скотный двор, где обитали гуси, куры, лошадь и корова Красуля, дающая до тридцати литров молока в день.
До тысяча девятьсот девяносто второго года Федор Ломов был простым работягой на местном рыбзаводе. Потом страну, накренив, повели к капитализму, государственные предприятия Парфино, в том числе и рыбзавод, прекратили существование, и Ломову пришлось переквалифицироваться: он стал торговым человеком.
Сначала поставлял валдайскую клюкву и бруснику в новгородские и московские рестораны, возил одежду из Польши, перегонял и продавал иномарки, пока правительство не задрало таможенные пошлины до уровня удавки на шее, так что честный автобизнес стал невыгоден, и, наконец, занялся подсобным хозяйством, на заработанные деньги, построив дом и купив машину - новую "Волгу" одиннадцатой модели.
Жена Федора Елена Кондратьевна работала в школе, учительствовала в начальных классах, а детей у них было трое: двое парней и девочка. Старший сын, двадцатилетний Никита - учился в Новгороде в военном училище и жил там же, в общежитии, изредка навещая родителей. Шестнадцатилетняя Леночка мечтала поступить в Московский университет на исторический факультет, а двенадцатилетний Данила, серьезный молодой человек, занимался рисованием и учился восточным единоборствам под руководством школьного учителя физкультуры.
Все это Илья узнал, сидя за столом на веранде дома, где его потчевали ужином. Дядька Федор был на целых десять лет старше Ильи, но выглядел гораздо моложе: могучий, широкоплечий, с руками-лопатами, бородатый и усатый, с густой шевелюрой без единого седого волоска. Подстать ему выглядела и жена - крупнотелая, но не толстая, с тонкой талией, большой грудью и полными бедрами. У нее были роскошные льняные волосы, которые она заплетала в косу и укладывала короной на голове, и очень милое спокойное красивое лицо, с бровями вразлет и полными губами, в котором сказывалась исконно русская порода. Она была на два года моложе мужа, однако, как и он, выглядела тридцатилетней. Глядя, как они переглядываются, понимая друг друга с полуслова, Илья невольно позавидовал дядьке и впервые в жизни с грустью подумал, что жизнь проходит, а он до сих пор не женат.
- Сам-то я спортом никогда не занимался, - гудел в бороду хозяин, любовно погладив соломенную голову Данилы, - а он вот решил стать мастером воинских искусств. Я знаю, ты там, в столице, бойцовскую школу открыл, тоже занимаешься какой-то борьбой, не возьмешь мальца, когда подрастет?
- Отчего же не взять? - улыбнулся Илья. - Закончит среднюю школу и пусть приезжает. Хотя учиться надо не только воинским искусствам, но и искусству жить в современном мире, и другим практическим вещам. Ты уже наметил, чем будешь заниматься в жизни?
- В художественное училище пойду, - сказал Данила солидно, допивая брусничный компот: - Художником буду. Я побегу, пап? Ребята ждут.
- Стемнеет - сразу домой.
- Хорошо. - Данила убежал.
- Я тоже пойду, - поднялась Елена Кондратьевна, - хозяйство большое, хлопот требует. А вы посидите, мужчины, когда еще минутка спокойная выдастся.
Мужчины посмотрели ей вслед, переглянулись. Федор поднял рюмку, до краев наполненную водкой; пил он много, но никогда не пьянел. Илья же поднимал рюмку только за компанию, но вообще не пил, только пригубливал, помня поговорку отца: "Чай пиём - орёл летаем, водка пиём - дрова лежим".
- Чтоб мы жили-поживали, да добра наживали, - произнес тост Федор, опрокидывая рюмку в рот.
Закусили грибочками и огурчиком.
- Пасеку хочу купить, - сказал Ломов, вытирая усы. - Со следующего лета займусь продажей меда. Если, конечно, к тому времени нас не раскулачат. Каждый год родное государство придумывает что-нибудь новенькое, чтобы жизнь медом не казалась. То новые налоги - скоро за воздух и воду будет брать, то новые комиссии по учету и контролю.
- Бог даст, не раскулачат, - успокоил Федора Илья, хотя сам далеко не был уверен в прогнозе. - А соседи как относятся к твоим успехам? Не завидуют?
- Соседи у меня хорошие, с понятием. Справа живет Шурик Теркин, участок у него поболе моего в полтора раза, а слева дед Евстигней. Очень любопытный дедок, скажу я тебе. Люди его волхвом кличут за целительство, тыщи больных от хвори избавил. Лет ему уже за сто будет, а с виду - ну, может, шесть десятков и дашь. У него не глаза, а рентген, право слово! Мой шурин Васька попал к нему два года назад - ни руки, ни ноги не двигались, в больницах врачи не знали, что с ним делать, какой диагноз ставить. А Евстигней посмотрел своим "рентгеном", прописал снадобье из только ему известных трав, поделал массаж с неделю, и теперь Васька не просто ходит - летает, можно сказать, на работу устроился. Что смотришь вприщур? Аль не веришь?
- Почему не верю? Верю, - кивнул Илья, вспоминая письмо бабушки Савостиной, в котором она упоминала деда Евстигнея. - Действительно интересный у тебя сосед. Познакомишь?
- О чем разговор? Прямо сейчас и пойдем, дед рано спать не ложится.
- Нет, не сегодня, - вздохнул Илья, - устал я маленько, не хочу выглядеть перед твоим целителем сонной тетерей.
- Хорошо, завтра к нему пойдем, - легко согласился Федор. - Сам увидишь, что это за человек. Знаешь, сколько он поднял на ноги, можно сказать, собрал по косточкам безнадежно покалеченных спортсменов, парашютистов, жертв автокатастроф? Человек двести на моей памяти! Любого с недугами насквозь _видит_. И вообще много чего знает, с духами общается, много историй помнит, тебе с ним будет о чем поговорить.
- Ну, а с другими сельчанами ты как живешь? - прервал Илья хвалебную оду деду Евстигнею.
-Да никак, - потускнел Федор. - Кругом одни пролетарии да люмпены. Многие из них остались не у дел и жутко бедствуют, а искать работу не хотят, да и не найдешь ее такую, чтобы платили копейку вовремя. Вот они и озлобились на весь мир. Еще немного, глядишь, и пойдут жечь, грабить, крушить и громить. Причем, заметь, не господина Березовского или всяких там господ Потаниных, Гусинских, Лисовских пойдут громить, а меня и таких, как я, потому что мы ближе и бежать нам некуда.
Илья с любопытством вгляделся в глаза Ломова, но злости или раздражения в них не увидел, только легкое огорчение и грусть. С ненавистью к богатым Федор в своем пролетарском районе Парфино сталкивался едва ли не каждый день, однако не озлобился в ответ и не закрыл наглухо окна и двери, не отгородился от остальных высоким забором.
- Давеча иду по улице, - продолжал рассказывать он с усмешкой, - а женщина у водоразборной колонки, приезжая, у Кольки Буденного живет, вдруг ни с того ни с сего мне в спину: "У-у, миллионер гребаный, буржуй недорезанный, придет время, всех постреляем!" Или вот плотник у меня работал, нормальный мужик вроде, заплатил я ему, как положено, обедом накормил, а он так спокойненько заявляет: "Наша власть придет, мы в твоем доме детсад устроим, у тебя места много..." Ну, как после этого с людьми разговаривать? Нешто я украл у кого, с бандитами связался, клад нашел? Своим горбом все заработал и построил! Поработай, как я, и у тебя все будет. Так нет, принцип один - отнять и разделить!
- Что ж ты будешь делать, если снова революция грянет?
- А уеду куда-нибудь, к чертовой матери, - махнул рукой Федор. - Земли в России много, найду себе местечко, а огород при любом режиме прокормит, не ленись только. Руки-ноги целы, здоровье есть, не пропадем.
- И что, даже не попытаешься дом свой защитить?
- Бессмысленное это занятие, - отмахнулся Федор. - В семнадцатом году никому не помогла защита, кто пытался отстоять свою свободу и достоинство. Сейчас ситуация не лучше, не поймешь, чего ждать от родного государства. Телевизор смотришь? Помнишь, как Кириенко три года назад объявил НЭП? Новую экономическую политику, значит? Потом Черномырдин еще более новую, теперь вот еще один вундеркинд объявился. А что изменилось? Богатые как жирели, так и жиреют, бедные же и вовсе обнищали. Может, и взаправду революция поможет тем, кто хочет работать честно, установит справедливые законы? Ты вот в столице обретаешься, поближе к власти, что там слышно про нынешний конфликт Думы и правительства?
Илья улыбнулся.
- Не занимаюсь я политикой, дядь Федь, но знаю, что ситуация далека от совершенства. Ты прав, богатые продолжают богатеть, делить Россию на кусочки, а бедные срывают злость друг на друге. Выхода же пока не видно.
- Да-а, дела-а... - Федор помолчал, шибко почесал затылок, махнул рукой. - Ладно, давай о другом, что это мы, в самом деле, нешто других тем нету. Рассказал бы, как сам живешь, чем занимаешься, женат ли. Надолго к нам приехал?
- Дня на три-четыре. Отыскать мне кое-что надо на Ильмень-озере. Поможешь, Федор Петрович?
- Что ты меня по имени-отчеству величаешь? Федькой зови, по-простому, чай не намного меня моложе. Что именно ты хочешь отыскать?
- Слыхал что-нибудь о Боге Мороке? Говорят, существует легенда о нем, давно сложена, тысячи лет назад. Кстати, может, твой дед Евстигней ее знает?
- Дед, возможно, и знает, я не слышал. Что за легенда?
- Потом расскажу, в другой раз, история долгая. А отыскать мне надо один необычный камень с изображением бесова лика, который по легенде лежит где-то на дне озера Ильмень, неподалеку от мыса Стрекавин Нос. Не бывал в тех местах?
- Нет. Спроси у Васьки, он рыбак заядлый, может, и заплывал к Носу. Так что за камень, говоришь?
- Он так и называется - Лик Беса. Его надо найти и уничтожить.
- Лик Беса? - Федор хмыкнул, запуская пятерню в густую шевелюру. - Странное название. Никогда ни от кого не слыхивал, хотя живу здесь уже шестой десяток лет. Впрочем, легендами и сказками я никогда особо и не интересовался, баловством считал. Дед Евстигней же в этом деле, пожалуй, специалист - что твой академик. Поговори с ним, он должен был слышать легенду и о твоем боге Морочнике.
- Мороке. Другое имя - Чернобог.
- Хрен редьки не слаще. А с камнем помогу, ежели, конечно, ты этим всерьез собираешься заняться. Только вот завтра-послезавтра мне недосуг, уговорились с шурином в Новгород поехать по делам. Подождешь?
Илья подумал.
- А лодка у тебя есть?
- У меня только карбас старый, четырехвесельной, а у Васьки моторка, думаю, не откажет одолжить.
- Тогда я один пока смотаюсь к этому самому Стрекавину Носу, разведаю, посмотрю, что за местность. Потом уже вместе пойдем, когда вернешься.
- Договорились. - Федор встал из-за стола. - Пойдем, покажу спальню. Совсем ты осоловел, гляжу. Хочешь посмотреть, что Данила малюет?
Илья подавил зевок и кивнул.
Они поднялись на второй этаж, где располагались все четыре спальни дома, и вошли в комнату Данилы, превращенную им в художественную галерею. Рисунки, выполненные карандашом, гуашью, акварелью, висели на стенах, стояли на подоконнике в рамках и лежали на столе, и первый же из них - портрет отца - заставил Илью забыть о том, что это всего-навсего рисунок двенадцатилетнего мальчишки.
Федор был изображен, как живой, с косой в руке на фоне луга, и готов был сойти с картины прямо в комнату.
Хороши были и пейзажи, выполненные в стиле Константина Васильева: каждый из них был наполнен неким мистическим светом, прозрачной таинственной силой, заставляющей вновь и вновь всматриваться в пейзаж в поисках его загадочной притягательности.
- Ну, как? - поинтересовался Федор, улыбнувшись в бороду. Илья был не первый, кто реагировал на рисунки сына подобным образом.
- Фантастика! - очнулся завороженный Илья. - Твой парень настоящий художник! Ему действительно надо поступать в художественную школу. Если не возражаешь, я возьму с собой несколько рисунков, покажу кое-кому в Москве.
- Буду только признателен. Федор проводил гостя в его спальню, показал туалет, душевую, остановился на пороге.
- Завтра баня будет, с утра топить начну. Может, еще что надо?
- Спасибо, - покачал головой Илья, чувствуя непреодолимое желание спать. - Я человек неизбалованный, а у тебя как на курорте. - Илья снова вспомнил письмо-просьбу Савостиной. - Федя, ты случайно не знаешь бабушку Савостину Марию Емельяновну? В Парфино где-то живет.
- Лично знаком не был, но знал, где живет, - пожал плечами Федор. - Умерла она, два дня назад похоронили.
- Что?! - Сон слетел с Ильи, как от порыва ветра. - Умерла?! Почему, как?
- Должно быть, от старости. А может, болела, годков-то ей много было. Евстигней должен точно знать, он все тут знает, у него спросишь. Да что это ты так близко к сердцу принимаешь? Али она сродственница тебе, знакомая?
- Не родственница... - Илья не сразу пришел в себя, заставил себя успокоиться. - Письмо от нее мне пришло, потом расскажу.
- А-а... ну, ладно, располагайся, пойду Данилу звать домой да жене пособлю по хозяйству. Захочешь есть или пить - смело иди на кухню и бери, чего хочешь.
- Я спать буду, - пробормотал Илья. Федор ушел, пожелав ему спокойной ночи, однако вопреки своему заявлению уснул Илья не скоро, так и эдак поворачивая факт смерти бабушки Савостиной, сопоставляя его с тем, что было известно о деятельности жрецов храма Морока. Было вполне вероятно, что Марию Емельяновну убили, чтобы не допустить новой утечки информации. Но письмо послать она все же успела...
Уснул он только в два часа ночи, измяв подушку, и проспал без сновидений до самого утра. Лишь перед пробуждением ему приснился странный сон: поляна в лесу с высокой травой, над которой стлался слоистый туман, и череда темных фигур, проходящих через поляну по пояс в траве, с лицами зыбкими, смазанными, человеческими и звериными одновременно. Лицо предпоследней фигуры и вовсе напоминало волчью морду с горящими желтыми умными глазами, а последним в странной череде фигур шагал скелет в плаще с улыбающимся черепом и провалами глазниц, в глубине которых угольками тлели злобные огоньки...
* * *
Наутро он встал в начале десятого, поразившись тому, как организм, натренированный вставать рано, спокойно дал себе волю выспаться и даже понежиться в широкой, благоухающей чистым бельем постели. С другой стороны, это была реакция на естественную деревенскую тишину - с доносившимися издалека криками петухов, квохтаньем кур и мычанием коров, и Илья с каким-то детским восторгом и абсолютно не детским сожалением подумал, что никакие удобства города не заменят этой тишины, чистого воздуха и доброго молчания природы - лесов, полей и рек, пронизывающего деревенское пространство и дающее людям, живущим на этой земле, силу и радость бытия.
Хозяева, естественно, давно встали, занимаясь каждодневными хлопотами по хозяйству. Поднялись и дети: Лена помогала матери убирать скотный двор, кормить скотину, а Данила убежал на реку с приятелями. Илья, таким образом, оказался предоставленным самому себе. Делать ничего не хотелось, но он заставил себя позаниматься медитацией и упражнениями, поднимающими тонус, умылся и сел на веранде завтракать, где ему уже был накрыт стол. И в это время на веранде появился гость - седой крепкий старик с пронизывающим взглядом прозрачно-серых глаз. "Рентген", вспомнил Илья слова Федора, понимая, что это и есть таинственный сосед Ломовых, дед Евстигней.
- Здрав будь, молодец, - басом проговорил гость, оглядывая замершего Илью. - Узнал, что к Федьке родственник приехал, вот и решил заглянуть. Вы уж не обижайтесь на старика за любопытство.
- Какие могут быть обиды? - развел руками Илья, кивнул на стулья. - Присаживайтесь, позавтракаем вместе.
- Спасибо, мил человек, только я уже давно позавтракал, так посижу, да, может, за компанию чайку с медом похлебаю.
Дед присел напротив, все еще разглядывая Илью, и тому на мгновение стало неприятно: впечатление было такое, будто его разобрали по винтикам и вновь собрали, прощупав каждую косточку, каждую клеточку, прочитали мысли и определили, кто он есть и что может. Словно почувствовав перемену в настроении Пашина, дед отвел взгляд.
- Впервые в наших краях?
- Первый раз, - кивнул Илья. - Все никак не мог вырваться, хотя и живу, можно сказать, рядом.
- Надолго к нам?
- Поживу дня три, на озеро схожу, в Новгороде побываю. Город древний, красивый, а я, к стыду своему, в нем еще не бывал, хотя всю Россию-матушку исколесил.
- Да, Новгород город древний, - согласился дед Евстигней. - Еще за две с половиной тысячи лет до рождения Христова поставлен великим князем Словеном6. Тогда о Москве слыхом не слыхивали, хотя поселения в том месте уже были. А ты к нам по делу или отдыхать прибыл, Илья Константинович?
Илья перехватил острый, с проблеском иронии, взгляд деда и понял, что тот знает не только его имя и отчество, но и то, зачем он появился в Парфино.
- Извините, не ведаю, как вас по батюшке величают...
- Евстигней Поликарпович. Да ты зови меня просто дедушкой, меня так все кличут.
-Дедушка, вы случайно не знаете... не знали Марию Емельяновну Савостину?
- Знал, - нахмурил седые брови старик. - Царствие ей небесное, мученице. Не смог я ей помочь.
-Чем?
- Дела давно минувших дней. А ты откуда ее знаешь, мил человек?
Взгляд старого волхва действительно напоминал рентген, так что Илья с трудом удержал себя от признания. Ответил уклончиво:
- Да так, слышал кое-что. Говорят, она много лет провела в скиту на берегу озера Ильмень.
Старик пожевал губами, не сводя глаз с лица Ильи, нагнулся над столом.
- Много чего говорили о бабе Марье... а ты часом не получал от нее весточки?
Илья едва не поперхнулся чаем, медленно вытер лицо полотенцем, раздумывая, что сказать в ответ, и услышал виноватое:
- Это я надоумил старую написать тебе письмо, Илья Константинович. За то и пострадала. И ты можешь пострадать, если возьмешься сделать то, что она просила. Так что подумай, прежде чем увязнешь по уши.
- Вы хотите, чтобы я отказался?
- Я не хочу, чтобы пострадал невинный человек.
Не вижу логики, хотел сказать Илья, зачем же тогда надо было писать письмо, вызывать сюда этого самого "невинного" человека? Но вслух ничего не сказал, задумался, разглядывая перед собой на деревянной столешнице сучок в форме солнышка с лучами трещин, чувствуя на себе изучающий взгляд старика. Наконец поднял голову.
- Думаю, что справлюсь с любой напастью. Хотя с чертовщиной еще не связывался. А Марию Емельяновну жрецы убили?
Дед Евстигней усмехнулся, откинулся на спинку стула, прикрыл глаза веками, прислушиваясь к чему-то, снова посмотрел на гостя Федора Ломова.
- Рассказывай, сынок.
- Что рассказывать? - слегка растерялся Илья. - Это вы должны мне все рассказать, что тут у вас творится. А я что... ну, получил письмо... прочитал о странном Боге по имени Морок...
- Морок не Бог - демон. Многое им сделано и успешно делается для того, чтобы забыли мы свои прежние Знания окончательно, чтобы не помнили ничего о Духовном Мире. Много на Земле религий, но нет главного - веры! А когда нет веры, приходит он - дьявол! Ты-то сам веруешь в Бога?
- Верую, - глухо ответил Илья, невольно ощупывая на груди крестик.
Дед Евстигней прищурился, загоняя в глубину глаз огонек иронического сочувствия, кивнул.
- Это хорошо. Марья не зря тебе поверила. Да и я вижу, что могу доверить тебе тропу Силы, недоступную темной мощи Морока. Но тебе придется долго идти одному и добиваться посвящения в Витязи. Только тогда ты сможешь на равных тягаться с воинством Чернобога. Предупреждаю, придется воевать, хотя и не всегда с оружием в руках, возможны всяческие испытания, муки, боль и кровь, беды и поражения. Выдержишь - дойдешь до Врат, не выдержишь...
Илья проглотил ком в горле, не зная, как отнестись к речи деда. Тот усмехнулся в усы, огладил бороду рукой.
- Впрочем, я начал этот разговор слишком рано, ты не готов к нему. Я знаю, что ты собрался искать Лик Беса на озере Ильмень, так вот, прими совет: берегись лесных и болотных духов Ильмень-озера, почти все они на службе у жрецов. Не верь никому, верь только сердцу, тогда пройдешь и вернешься, хотя одному это сделать очень трудно, почти невозможно. Отговорить ведь не идти на Стрекавин Нос мне тебя не удастся?
Илья молча покачал головой.
- Я так и думал. Что ж, удачи тебе, сынок. У нас еще будет время поговорить обо всем. А это вот тебе оберег на всякий случай. - Старик протянул Илье круглый и плоский камешек с дыркой посредине и буквально растаял в воздухе.
Илья зажмурился, надавил пальцами на глазные яблоки, снова открыл глаза, однако деда Евстигнея не увидел. Тот действительно исчез, словно привидение.
"Кажется, у меня что-то с головой, - подумал Илья, будучи уверенным в обратном. - А был ли мальчик, как говорится? То бишь старик волхв?.."
Тяжесть камня в руке вернула Илью на землю. Он поднес его к глазам. Камень был матово-белым, с вкраплениями прозрачных зерен, дырка в нем величиной с копейку была явно естественного происхождения, такие камни издавна на Руси называли "куриным богом" и почитали, как чудодейственные амулеты. Дед Евстигней знал, что подарить племяннику Федора Ломова, чтобы тот почувствовал заботу и защиту. А исчезновение старца говорило о его магических возможностях, что также должно было вселять уверенность в его посланца. Интересно, что это за "тропа силы", о которой упоминал старик? Где она начинается и как ею воспользоваться? Или знаменитому путешественнику Пашину, в самом деле, рано говорить и мечтать о таких вещах?..
Размышляя над словами деда, Илья собрал со стола посуду, отнес на кухню, но тут появился Федор с женой, начались обычные утренние расспросы о том, как спалось, что снилось, как здоровье, и гостя оттеснили от мойки на кухне и увели в сад.
- Я договорился с Васькой, даст он тебе лодку, - сказал Федор. - Мы после обеда уедем, а ты бери моторку в любое время, Данила покажет, где она стоит.
- А вы берите мою машину, - великодушно предложил Илья. - Мне-то она пока не нужна. Я вам доверенность на право вождения напишу.
- Нет уж, спасибо, - засмеялся Федор, раздетый по пояс; мышцы так и играли на его мощной груди от каждого движения. - Больно красивая у тебя тачка-то, иностранная, не для наших дорог. Мы лучше на моей "Волге" отправимся. Ну, что, пойдем к деду Евстигнею? Познакомлю.
- Он только что тут был.
- Да? - Федор поднял удивленный взгляд, повел носом. - То-то я чую знакомые запахи. Силен старик, сам, значит, решил познакомиться, присмотреться к моему гостю. А он, между прочим, зря ничего не делает, видать, интересен ты ему. С ним недавно история приключилась. - Федор хохотнул. - Пошел он в магазин, а там мужик чуть ли не с кулаками на него: мол, что наделал, пень старый?! Оказывается, приезжал он к Евстигнею с женой, жаловался, что долго живут вместе, а ребеночка все нет и нет. Ну, дед дал им травяной настой, посмотрел бабу, пошептал что-то, а там вскорости баба и забеременела. Да не просто, а двойней! А потом еще раз через год, и снова двойней. Ну, мужик ейный и офигел: "Ты виноват! Чем детей кормить буду?"
Илья улыбнулся.
-Да, печальная история. Действительно, дед твой колдун. Дал вот оберег от всяких лесных духов. - Он протянул Федору камень с дыркой.
Ломов камень в руки брать не стал, посмотрел на него как-то странно, покачал головой, становясь задумчивым.
- Что-то чует старый... не ехал бы ты, Илюха, один на Стрекавин Нос. Дождался бы меня.
- Да что вы все проблему из этого делаете? - удивился Илья. - Я просто хочу прогуляться по берегу озера, посмотреть на пейзажи. В чем тут криминал?
- Ну, может, ты и прав, - проворчал Федор, отворачиваясь. - Только на твоем месте я все равно не ходил бы туда один. Понимаю, ты человек опытный, знаменитый, много чего повидал, однако места у нас здесь гиблые, болотистые, буреломные, не ровен час в трясину влезешь... не дай Бог, конечно! Да и ведьмины поляны встречаются, сам попадал.
Илья хотел обидеться, но понял, что за словами дядьки стоит лишь забота о нем, и успокоился. Сказал примирительно:
- Я одним глазком посмотрю на то место и сразу назад. Если найду что интересное, в следующий раз вместе сходим. А что это за ведьмины поляны, о которых ты вспомнил?
- Есть в здешних краях дьявольские места... - нехотя проговорил Федор. - В прошлом году мы с Васькой сено косили в Заклинских лугах. Нашли поляночку под Пустобородовом, меж двумя болотцами, скосили траву - сочная такая травушка, высокая, прямо загляденье, самому пожевать хочется. А на следующий день не можем на эту поляну выйти, да и все тут. Хоть плачь! Кажется - вот она впереди за березками виднеется, минуты две всего ходу до края, но, сколько ни идешь, впереди встают все новые и новые деревья. Так мы полдня и прошастали вокруг да около, а на поляну ту не попали. Ведьминой оказалась...
Илья покрутил головой, но шутить не стал. Не то, чтобы он не верил в лесных духов и чертовщину, однако не имел с ними встреч и доверять чужой информации не спешил. Ему тоже доводилось слышать легенды о колдовских полянах и глухих лесных уголках, где якобы еще ютилась древняя нежить в виде лесовиков, болотниц, шишиг и бабаев, однако он был склонен считать подобные случаи шутками природы и называл их аномальными окнами земной реальности.
- В общем, не броди по лесам долго, - закончил Федор. - Хочешь, я тебе свое ружье дам?
- Не надо, - отказался Илья. - Медведей я вряд ли встречу, а с остальными зверями и без оружия как-нибудь договорюсь.
- Как знаешь. Кроме зверей, можно еще на лихих людей нарваться, а они похуже зверья-то будут. Однако смотри, твое дело.
Федор ушел мыться и вскоре уехал с шурином Васькой, лысоватым мужичком неприметной наружности с хитрыми карими глазками, погрузив в машину сумки и ящики с овощами и яблоками, собранными на собственном участке. В Новгороде у него жил свекор, который реализовывал продукцию через магазины и базы города, не связываясь с рынками.
Собрался и Илья, прикинув, что вполне успеет дойти до Стрекавина Носа и вернуться обратно к ночи. От Парфино до озерного островка Войцы, частью которого и был Стрекавин Нос, насчитывалось не больше сорока километров, на моторке до него можно было добраться часа за три, а оставаться на мысу Илья не рассчитывал, хотел только осмотреться да найти место на озере, где, по рассказу бабушки Савостиной, лежал на дне камень с изображением беса.
Моторка шурина Васьки, стоявшая у пристани недалеко от дома Ломовых, оказалась быстроходным катером типа "Дельфин" с мощным стосильным мотором, способным разгоняться до скорости в двадцать пять километров в час (Илья проверил это, выйдя из устья Ловати на водный простор озера). Причина такой роскоши - катер стоил немалых денег - стала понятна после пояснения Данилы, указавшего место стоянки: шурин Федора Василий Семенович Антипов работал инспектором в рыбнадзоре и катер был его "рабочим инструментом".
Оделся Илья просто: джинсы, штормовка, зеленое кепи с надписью "Адидас", резиновые сапоги. Ружье Федора он все-таки взял с собой, хотя и решил не вынимать из чехла, положив гладкоствольный "Демас" двадцатого калибра с вертикальным расположением стволов под сиденье. Через полтора часа он был уже на озере, напугав своим появлением на Ловати многих рыбаков: катер Васьки знали и звук его мотора ничего хорошего браконьерам не сулил.
Озеро Ильмень имеет в поперечнике около пятидесяти километров, так что противоположный его берег был не виден. Казалось, Илья выплыл в море без конца и края, удивительно тихое и мирное. День выдался жарким, и только ветер от движения катера помогал справляться с жарой, хотя так и подмывало снять с себя одежду и позагорать. А через несколько минут Илья вдруг понял, что чайки над озером расположились уж каким-то и вовсе необычным образом: часть их вытянулась в цепочку от катера до удалявшегося берега в устье Ловати, а часть образовала над катером этажерку, перемещаясь вместе с ним. Одновременно у Ильи родилось ощущение, что за ним наблюдают внимательные глаза.
Это мог быть и эффект сопровождения птичьей стаи - чайки наверняка следили за лодкой, но могли наблюдать и люди с берега, что сразу вызывало в памяти предупреждение деда Евстигнея. Илья сбросил сонливость, привел организм в боевое состояние и проверил по карте направление движения. До Стрекавина Носа выходило не так уж и много, километров десять по прямой, но сначала надо было найти ориентир - скалу под названием Синий Камень, от которой до острова Войцы было всего ничего - с версту вдоль правого берега Ильмень-озера. Однако сколько Илья ни вглядывался в берег и водную гладь, скалы не видел. Остановил катер, начиная ощущать раздражение. Еще раз внимательно прошелся окулярами бинокля по недалекому берегу, поросшему кустарником и кое-где смешанным лесом, ничего особенного не заметил и решил идти вдоль берега до тех пор, пока не появится протока, отделяющая основной материковый берег озера от острова Войцы, южный мыс которого назвали когда-то в незапамятные времена Стрекавиным Носом. То ли у первооткрывателя острова действительно был выдающийся нос, то ли название мысу дали в насмешку над кем-то из первых жителей близлежащих деревень. Илья этого не знал, но в данный момент его это не интересовало. У него постепенно складывалось впечатление, что его намеренно уводят от мыса, не дают к нему приблизиться и что за ним, в самом деле, следят чьи-то недобрые глаза.
Чайки над головой стали пикировать на катер, крича почти по-человечески, в какой-то момент Илья отвлекся, отбиваясь от них - птицы норовили клюнуть его в лицо, и с удивлением обнаружил, что берег располагается слева от катера. Вместо того чтобы плыть на север, катер двигался назад!
Хмыкнув, Илья развернулся и снова двинулся вперед, на север, прикрывая голову рукой, пока не обозлился на чаек окончательно и не вытащил ружье. Как по команде чайки взлетели вверх, устраивая хоровод на большой высоте, а Илья снова обнаружил, что плывет назад, на юг!
- Елки-палки! - вслух произнес он, разворачивая катер. - Никак и на воде существуют "ведьмины поляны"!
Словно услышав его _слова_, чайки внезапно перестали кружить над головой и стаей помчались к берегу. Лишь один огромный белоснежный альбатрос продолжал кружение над озером, изредка пошевеливая крыльями, зорко всматриваясь в воду. Глядя на него, Илья почему-то подумал, что альбатрос принадлежит другому лагерю, дружественному, и окончательно успокоился. Дед Евстигней со своей стороны не мог не приложить усилий, чтобы его посланец добрался до места, и альбатрос, наверное, служил ему наблюдателем.
Скала Синий Камень показалась слева внезапно и совсем рядом, словно выпрыгнула из-под воды. Формой она напоминала оплавленную свечу, а синей казалась только издали, вблизи же стало видно, что цвет ее дымчато-серый, с зеленым и черным налетом. Илья проводил ее взглядом: показалось, что скала смотрит на него внимательно и строго, - и едва не прозевал протоку, отделявшую часть берега справа от мыса Стрекавин Нос. Сбросил скорость, выглядывая, где можно пристать к острову, не увидел в плавнях ни одного прохода и повел катер напрямик через тростник и камыш.
Через минуту катер уткнулся носом в огромное полузатопленное бревно. Дальше ходу не было. Илья дал задний ход, попробовал пройти в другом месте, в третьем, но безуспешно. Тогда он остановил катер перед тростниковой крепью и, вспомнив совет деда Евстигнея "верить сердцу", прислушался к тишине природы, стал медитировать, растворяться в этой тишине, пока не услышал знакомый, дивной красоты девичий голос. Где-то недалеко на берегу, за зеленой стеной кустарника, среди ив и берез пела девушка. Ее голос невозможно было спутать ни с чьим, именно этот удивительный, звучный и печальный голос и слышал Илья во сне перед получением письма от Марии Емельяновны Савостиной.
Влекомый какой-то странной сладостной силой, Илья вставил в уключины катера легкие алюминиевые весла и повел его к берегу сквозь тростник, наугад, почти не осознавая, что делает и куда плывет. И уже не удивился, когда заросли тростника расступились и впереди показался высокий зеленый берег, заросший ивой и ольхой.
Голос все еще звучал внутри Ильи эхом тайны, и, повинуясь мистическому зову, он поднялся по береговому склону наверх, миновал купы кустарника и вышел на луг с высокой травой, напомнивший ему поляну из сна. Не было только речки и тумана, все остальное казалось смутно знакомым и родным, будто он когда-то бродил по этим местам.
Девушку он увидел не сразу, сначала интуитивно почуял ее присутствие - толчком сердца, ощущением скрытого источника света. Она стояла под березой на краю луга в тридцати шагах и смотрела на него спокойно и внимательно, одетая в легкий цветастый сарафан, который почти не скрывал небольшую, но упругую грудь и длинные ноги. Пушистые светлые волосы у нее были распущены по плечам, сияя, как платиновая корона, отчего она напоминала лесную нимфу, спустившуюся с дерева на землю. Назвать ее просто красивой не поворачивался язык. По ощущению Ильи она была прекрасной, и он стоял и смотрел на незнакомку, очень молодую, почти девочку, вбирая ее красоту не глазами, а сердцем, понимая, что внезапно нашел ту, которую ждал всю жизнь и за которой готов пойти хоть на край света.
- Кто ты? - хрипло спросил он, когда девушка пошевелилась, собираясь исчезнуть за деревьями. - Как тебя зовут?
- Слава, - оглянулась на него девушка. Голос ее был необычайного бархатного тембра, теплый и мягкий, как и весь ее облик, и сразу становилось понятно, что пела только что именно она.
- Интересное имя. А меня зовут Ильёй. - Он шагнул к ней, не обращая внимания на влажную дернину под ногами, и остановился, заметив ее отталкивающий жест.
- Осторожнее, странник, здесь ходить опасно, кругом болото.
Он посмотрел себе под ноги.
- А как же ты ходишь, да еще босиком, не боишься?
